Исцеление травмы

Непредсказуемость. Это то, с чем я жила все детство.

Я не знала, будет ли сегодня мама трезвой. И позвонит ли отец, вышлет ли деньги, за которые мы живём. Постоянная тревога, глубинный страх быть брошенной родителями и от этого умереть.

Поэтому, повзрослев, я вцеплялась в людей как клещ, и все равно не верила, боялась, что меня бросят. И этим приводила травму в действие - когда тебя держат мертвой хваткой и при этом не доверяют, очень сложно оставаться в адеквате. Тем более, я выбирала партнёров с симметричной травмой, у которых были подавляющие родители, и гештальт которых заключался в том, чтобы вырваться из слияния.

И моя картина мира подтверждалась. Человек, придавленный моим контролем, что было ему привычно, разыгрывал свою травму, бунтовал и отдалялся, убегал, бросал меня (эмоционально или реально).

Или же мне настолько невыносимо было все время ждать, когда это случится, что я убегала первой. До зрелой близости мы не доживали, путаясь в своих травмах.

Я настолько боялась, что партнёр будет непредсказуем, что брала привычный сценарий и вела нас по нему. Пусть будет больно, но зато так, как я знаю, к чему я готова. Все это, конечно, абсолютно бессознательно.

Малейшее отдаление (а в отношениях нормально менять дистанцию) я трактовала как то, что меня бросают, и впадала в дикую тревогу, а из нее - в ярость, большая часть которой вообще-то была направлена на моих родителей. Но им ее адресовать я не могла. То же самое происходило с партнёром. Мы - двое раненых детей - находились рядом, но жили в реальности своей травмы и не видели реальных друг друга.

Классическая встреча тревожного и избегающего партнёров. Как ни странно, система довольно устойчивая, и часто они рожают детей и передают им свои ненадежные стили привязанности по наследству (так и наши родители получили свои травмы, и их родители, и их).

Что же с этим делать? Осознать свою травму и свой вклад в отношения и получить долгосрочный опыт надёжной привязанности. Чаще всего это возможно с терапевтом, хотя и с человеком в жизни тоже, если у него надёжная привязанность, но найти такого, имея свой привычный фильтр, будет очень сложно.

Мне помогла многолетняя терапия. День за днём, месяц за месяцем, год за годом я убедилась, что меня не бросят внезапно, что можно доверять, быть в диалоге, что человек может быть ясным и на него можно опереться без страха, что он пропадет. Для этого нужно время, у всех разное, но точно не несколько встреч, если раньше жили с этой травмой много лет.

Не могу сказать, что я сейчас совсем другая, всё-таки травма оказала огромное влияние на мою личность и это уже неотъемлемая часть меня. Но теперь у меня есть выбор, и я о нем знаю. Выбор среагировать из травмы или из взрощенной зрелости. Из травмы я реагирую гораздо реже. Жизнь заиграла совсем другими красками.

Моя тревога в отношениях сильно уменьшилась, хотя иногда я ее по-прежнему чувствую. Но качество моей жизни и близости, которую я сейчас строю с людьми, сильно изменилось.

Медленно, больно, с откатами, с сопротивлением, возможно, не с первого раза. Это колоссальная работа с собственной психикой, для которой нужно мужество, ресурсы и иногда просто вера. А когда твоя пропадает, то вера терапевта.

Вот это терапия травмы развития. Она нужна не всем. Но ко мне почти всегда приходят клиенты с ненадежными типами привязанности, из деструктивных семей, с трудностям в построении близости (потому что это мне знакомо).

Поэтому терапия со мной - это длинная дорога, глубокая работа и новый опыт выстраивания близких отношений, в которых можно быть открытым, настоящим со всеми своими чувствами, и получать в ответ честность и ясность. По-другому у меня не получается, поэтому почти не работаю в краткосрочном консультировании, хотя это тоже важная форма работы, но не для меня.

Вот такая история про вашего терапевта.